Современное искусство уже не ставит задачи отображения реальности. Нам не нужна дотошная достоверность, зеркалирование, все равно фотоаппарат справляется с такой задачей лучше. Изобразительное искусство создается чтобы показывать чувства и эмоции автора, или на очередной итерации восприятия, вызывать эмоции у зрителя. Поэтому скульптура «Большая глина №4» достаточно скандального художника Урса Фишера (Urs Fischer) может быть оценена лишь как сверхуспешная. Эта композиция в московской тусовке затмила в новостном поле и разбившиеся самолеты российского производства и военный переворот в Афганистане.

При анализе этой работы мы разберем три плана – идея композиции и ее значение для автора, для господина Михельсона и для широкой публики для города.

С точки зрения автора

Эта работа достаточно банальна и проста. Большая глина №4 (Big Clay 4) – это отражение амбиций творца, который хочет создать большое произведение, скорее даже значимое. Но в процессе визуализации великое и значимое отображается с помощью большого. Возможно, у автора большие надежды на создании нового шедевра. Глина – естественный материал для созидания. Таким образом подчеркивается роль скульптора, как творца, которые из бесформенных мягких кусочков изваяет новый объект. Конечно, тут не подошел бы гранит или мрамор – популярные у скульпторов материалы – ведь работа с ними, по сути, разрушение, усекновение. Точно также не подойдет и литье из бронзы – ведь отливка – это отражение… и металл для него все равно должен быть сначала разрушен, расплавлен.  И лишь глина дает полное совпадение с идеей творения, когда скульптор деформирует, преобразовывает лишь форму, а структура материала «соль и смысл» остаются неизменными. Он создает дополнительную ценность, внося вклад своим сердцем и руками, хотя материал можно вернуть в исходное состояние. В этом и есть идея художника – своим творчеством задеть те нервы у чувства зрителя, которые дадут нам новые эмоции и ощущения, повысят ценность ощущений, не разрушая наше мировоззрение. С «4» тоже все не очень сложно. В европейской и славянской культуре всегда дается три попытки, чтобы достичь результата, даже на соревнованиях призовыми являются первые три места. Получается, что скульптор относится к себе с юмором, он намекает этим числом зрителям, что его великое творение уже не будет иметь успеха, ведь шанс на призовое место он упустил. С другой стороны, это число намекает нам на упорство автора, возможно даже излишнюю целеустремленность, упёртость, когда он не бросает заведомо проигрышное дело, а вновь и вновь пытается вылепить свое послание миру. А у китайцев число 4 является несчастливым, созвучно слову «смерть», возможно скульптор намекает на бесперспективность попыток создать что-то по-настоящему значимое.

Ярко выраженные папиллярные линии намекают зрителю, что каждый может оставить свой след, даже не создав ничего восхитительного и потрясающего, но лишь обозначив свою попытку. Отметиться в профессии…

Михельсон и глина

Господин Михельсон номер 4 в Российской Федерации по богатству в этом году, король полуострова Ямал (как вам игра слов: «я мал» – «большая глина»; да и в слове Ямал 4 буквы). Именно его культурный фонд «V-A-C» получил в пользование отреставрированное бывшее здание электростанции. В здании ГЭС-2, у подножия которой выставлена скульптура – 4 контрастных трубы. По-моему достаточно нумерологии, чтобы объяснить выбор скульптуры с точки зрения мецената.

У этого артобъекта Москва – не место рождения, и даже не место первой экспозиции. Еще в 2015 году объект выставлялся в Нью-Йорке – на Манхеттене. Кстати у многих он там вызвал тоже спорные эмоции. В 2017 году композиция, вместе с другими работами автора выставлялась на центральной площади Флоренции. И только в 2021 прибыла в Москву.

Таким образом творчество в виде алюминиевой глины прошло путь от позднего модернизма к эпохе Возрождения и сейчас остановилось во внестилевом Путинграде.

Ох как хочется увидеть что-то здесь построенное в стиле неофутуризм, параметризм (био-тек), деконструктивизм, но где-нибудь на окраинах города. Но пока максимум, на что решаются творцы – немного хай-тека.  Мне кажется, вообще эко-деконструктивизм в центре Москвы должен стать ведущим современных трендом, ведь именно он отлично компонуется с большим количеством конструктивистских зданий города.

В каждом месте экспозиции скульптура играет разными оттенками. Если в деловом квартале Нью-Йорка она смотрится достаточно уместно, разбавляя унылый, монотонный поток люрекс стекол, то во Флоренции выглядит инопланетным кораблем, несоразмерным, гигантским, противостоящим мраморным героям прошлого.

В Москве же это творение смотрится удивительно соразмерно, ведь оно получило место у воды. Именно добавляя воду в глину, мастер получает возможность пластификации. А какая динамика формы! Серебристые волны темной реки перекликаются с темно-серебряными папиллярными линиями. Серое серебро – это цвет бизнеса, финансового мира. Серая набережная, серое здание ГЭС, крыша кинотеатра «Ударник» - всё гармонично и сбалансированно.

Оцените, как изменилось пространство! Наконец-то можно спуститься к воде и посидеть на ступеньках. Ура. Но точно не хватает деревьев. Кстати, при перестройке комплекса ГЭС деревья были вырублены, но новые пока не посажены. Возможно, отлично тут смотрелись бы серебристые голубые ели.

На фото четко видны красивые раскидистые кроны взрослых деревьев на набережной. Но это 2011 год.

Пока лишь можно заметить, что в худших традициях современной Москвы все вырубили, но ничего не посадили.

Сажать то у нас сажают, да что-то не тех. Деревья надо!

Кстати, в городском Гис сервисе Франкфурта есть реестр деревьев с привязкой на карту – можно посмотреть номер каждого дерева, его вид, относительный размер кроны и год посадки.

Эх у нас бы такую карту в Москве. Наверное, у нас бы только следы от деревьев были на карте и дата вырубки.

По поводу критики объекта.

На базе ГЭС-2 фонд Михельсона – газового магната с севера (теперь понятны и светлая раскраска здания – напоминающая снег и голубые трубы – довольно толстый отсылка к бизнесу по добыче голубого топлива), собираются открыть арт-кластер. Тут будут и выставочные пространства, и, возможно, мастерские. Поэтому логично, что перед зданием установлен монумент, непосредственно связанный с процессом творчества. И тут потрясающий баланс – галерея еще в процессе становления – и скульптура – суть незаконченная работа.

Тут я соглашусь с критиком Григорием Ревзиным, упомянутым в статье Сноба.

По его словам, «Большая глина №4» появилась на Болотной набережной перед «ГЭС-2» не просто так: «<…> это центр искусств, то есть там художники. Скульптура перед фасадом репрезентирует то, чем в здании занимаются. Скульптор вот мнет глину, что-то видать слепит. Могли тюбик краски положить. <…>». «В замысле <…> это не было памятником, но здесь, в Москве, эта вещь, которая успела постоять в Нью-Йорке, а потом во Флоренции, неожиданно им стала — памятником единению в ненависти, которую мы выливаем на страницы социальных сетей», — заключает Ревзин.

К доктору я бы советовал обратиться в первую очередь некоторым персонажам, упомянутым в тематической ленте Медузы:

Глава Общественного совета при министерстве культуры Михаил Лермонтов, который недавно объявил о планах проверить репертуар российских театров на соответствие стратегии национальной безопасности, тоже осудил установку «Большой глины». Он заявил, что общественные пространства Москвы должны быть «наряжены в наряды, соответствующие стратегии национальной безопасности». «Здесь же явное противоречие: стратегия говорит, что нужны условия для воспитания гармонично развитой личности, а эта фигура ни в коей степени не может быть таковой признана», — сказал Лермонтов.

 

Скульптор, академик Российской академии художеств Салават Щербаков заявил, что скульптура «оскорбительная и чужеродная для нас»

Я специально указал цитаты лишь профессионалов, потому что говорить о публике эмоциональной, говорливой, но неподготовленной немного нечестно. В этом права Ксения Собчак, указавшая на «ненасмотренность» невольной аудитории. Я бы даже сказал точнее. Мы страдаем от насмотренности не на то, что надо. Мы слишком редко видим глину, редко творим что-то, созидаем. А окружает нас дерьмо. Дерьмом обрызгивают машины пешеходов, дерьмо оставляют миллионы собаководов на газонах наших городов, за дерьмо нас считают власть предержащие. Вот и получается, что мы в любом непонятном объекте ищем знакомые образы, а эксклюзивное место в их череде занимает дерьмо. Может стоит задуматься об этом и пытаться созидать позитивное. Может в этом тоже провокативный месседж арт-объекта? Пробудить в нас тягу к прекрасному, через устыженность от возникающих фекальных ассоциаций?